Эпитафии самоубийце, надписи на памятник самоубийце

Все ерунда, кроме суда/+/Самого страшного.

К благой судьбе я смертью приведен:
Бог не желал меня увидеть старым,
И так как рок не властен большим даром,
Все, кроме смерти, было б мне в урон.
Вот этот прах, остатки бытия,
Где лика нет, где очи уж истлели, —
Урок тому, кого пленять умели,
В какой тюрьме жила душа моя.
Кто этот гроб слезами орошает,
Тот понапрасну верит, что вернет
Его слеза сухому древу плод:
Ведь по весне мертвец не воскресает.
Мне красоту пожаловал Господь,
Родитель же мне передал лишь тело;
Но если Богом данное истлело,
Что ж смертная от смерти примет плоть?
При жизни я кому-то жизнью был,
И с той поры, как сделался я прахом,
Ревнивый друг ждет смерти, мучим страхом,
Чтоб кто-нибудь его не упредил.

Так иногда надежды свет
Являет то, чего уж нет…

Смерть есть всему успокоение.

Сегодня в небе только ночь, и я пою ей.

Будущее теперь уже не разочарует

Смотрю… и вот, нет человека… (IV.25).

Ты засыпаешь,
И ангел к тебе слетает.
Смахнет твои слезы,
И во сне смеешься ты.

Все решено, и он спокоен,
Он, претерпевший до конца, —
Знать, он пред богом был достоин
Другого, лучшего венца —
Другого, лучшего наследства,
Наследства бога своего,—
Он, наша радость, с малолетства
Он был не наш, он был его…

Дыханье тьмы ближе и ближе.
Сиянье тьмы манит и ждет.
Дыханье тьмы — все, что ты слышишь
Уходишь ввысь в свободный полет!

Я была еще вчера полезна
Ближнему — теперь уж не могу!
Смерть одна желанна и любезна —
Пулю я недаром берегу…

Я тоже жил наперекор.

Прости, сыночек, что не сберегли тебя.
И перед смертью все слова бессильны.
Но память о тебе в живых жива:
В сердцах родных, и в дочери, и в сыне…

Я не верю, что всё потеряно.
Соберу все слёзы до капельки,
Чтоб полить своё мёртвое дерево.
Моей нежности хватит
И ты оживёшь.

Слезы людские, о слезы людские,
Льетесь вы ранней и поздней порой…
Льетесь безвестные, льетесь незримые,
Неистощимые, неисчислимые, —
Льетесь, как льются струи дождевые
В осень глухую, порою ночной.

Готов я душу продать,
Остаться тенью немой,
Всё, что имею, отдать,
Но лишь быть снова с тобой!

Новую жизнь он найдет в Новом Дне!

Придавили груди мне крышкой гробовою,
Заковали рученьки медные замки.

Тебя уж нет, а мы не верим,
В душе у нас ты навсегда,
И боль свою от той потери,
Мы не излечим никогда.

Мы остались без вас, вы остались с нами!
Это эпитафия на памятнике, установленном на месте гибели съемочной группы Сергея Бодрова.

Меру окончательной расплаты каждый выбирает для себя.

Смерть утоляет все боли

Лежащий здесь недолгий прожил век.
Неведомо, где жил он, что он знал.
Известно только – был он человек
Родился – плакал, умирал – стонал.

И на земле она, как ангел, улыбалась:
Что ж там, на небесах?

Для Бога все живые!

Помедли, смерть! Не дай в могилу
Во мраке ночи мне сойти.
При блеске дня хочу я миру
Сказать последнее прости!

Вы, ослепленные мирской тщетой,
Отдавшие ей разум, плоть и душу,
Всем встреча уготована со мной!

Я вновь ищу тебя среди пустыни
Души моей, израненной совсем,
Где мое сердце вновь от боли стынет,
Желая сбросить груз мирских проблем.
Мне в этом мире боле нет отрады,
Чем грезить, будто ты опять со мной.
Мечтать, что здесь, что около ограды
С тобою встречу вековой покой.

Я откажусь от земных страстей,
Только останься со мной…

О, лучше умри поскорее,
Чтоб юный красавец сказал,
«Кто был этой девы милее?
Кто раньше её умирал?»

Ты в жизни приносил нам только радость.
Тебя забыть не в силах мы.

Пока глаза отражают свет,
Мы будем черны, мы будем чернее, чем ночь,
Но все же светлее, чем день.

Солнце, снега, дожди и вёсны
По нити времени скользят.
Пожить бы еще под небом звездным,
Но пора. Видно, больше нельзя…

Не узнавай, куда я путь склонила,
В какой предел из жизни перешла.
О друг, я все земное совершила,
Я на земле любила и жила.

Холодно… пусто… выбор был жуткий…
Не видно итога пути. (скончанья, края пути)
Как же решился, ты — добрый и чуткий,
Так беспощадно уйти!

Спи, бедняк! Ты честно бился,
До утраты сил, с нуждою;
Умер ты, но не склонился
Пред неправдою людскою,
Потому-то над тобою
Речь людская не слышна.

Я близок к небу — смерти время!
Нетруден будет переход;
Душа, покинув жизни бремя,
Без страха в небо перейдет…

Не плакал ли я о том, кто был в горе; не скорбела ли душа моя о бедных? (XXX.25).

Я с миром пребывал в извечной ссоре.

Сегодня я пою, не открывая глаз.
Сегодня мне светло, как в первый раз.

Ничего…Темнота…Тишина…
Это что? Отчаянье? Слабость?
Может, во всем виновата весна?
А быть может – душевная старость?
Что с того, что ты можешь творить?
Ну и что! А кому это надо?..
Горечь такую…водой не залить.
Хамство – вот мне сегодня награда.
Спросишь, зачем же дарила себя?
Ты ведь знала, ответа не будет.
Ты ответишь, — они же друзья,
Самые милые, близкие люди.
С кем же радость свою разделить?
С кем счастьем своим поделиться?
Вы понимаете – я хочу жить
Так, чтоб жизни своей не стыдиться.

Я душу получил на поддержанье только.
И возвращу ее, когда настанет срок.

Жизнь — череда обманчивых надежд

Я покину город до зари,
Взять забыв горечь обид.
Пусть погаснут все фонари —
Мне Луна путь озарит.

Весь народ оплакивал ее!

Я всё иду, иду своей дорогой,
Но дорогам приходит конец.
И я уверен, что когда-нибудь
Я дойду до конца наконец.

Я хотел всю жизнь начать сначала,
Но её лишь можно оборвать…

Жизнь не для тех, кто любит сны

Огонь в твоих речах,
Тебе неведом страх.
Насмешка от Богов
Тебя смешит.

Чтоб горе забыть
И сгладить вину,
Скачу от судьбы
В забвения страну!