Эпитафия № 1156

Прости меня, мальчик весёлый,
Совёнок замученный мой!
Сегодня мне из костёла
Так трудно уйти домой.

Смотрю… и вот, нет человека… (IV.25).

Зима сменилась весной,
Весна сменяется летом,
Но мир покрыт пеленой
И я не знаю об этом.

К благой судьбе я смертью приведен:
Бог не желал меня увидеть старым,
И так как рок не властен большим даром,
Все, кроме смерти, было б мне в урон.
Вот этот прах, остатки бытия,
Где лика нет, где очи уж истлели, —
Урок тому, кого пленять умели,
В какой тюрьме жила душа моя.
Кто этот гроб слезами орошает,
Тот понапрасну верит, что вернет
Его слеза сухому древу плод:
Ведь по весне мертвец не воскресает.
Мне красоту пожаловал Господь,
Родитель же мне передал лишь тело;
Но если Богом данное истлело,
Что ж смертная от смерти примет плоть?
При жизни я кому-то жизнью был,
И с той поры, как сделался я прахом,
Ревнивый друг ждет смерти, мучим страхом,
Чтоб кто-нибудь его не упредил.

Смерть обращает жизнь в судьбу.

Как тот, кто жгучею тоскою
Томился по краю родном
И вдруг узнал бы, что волною
Он схоронен на дне морском.

Жизнь — такая пустая и глупая шутка…

Снова брошен в окна лунный свет,
Дом мой сонный серебром одет.

В груди огонь, слеза в очах,
Давно без пищи этот пламень,
И слезы падают на камень.

Что ни расцвет живой, что ни улыбка, —
Уже под ними торжествует смерть.