Эпитафия № 2331

Так часто думал я, — пусть близкий смертный час
Судьба мне усладит, когда огонь погас

По мне ударяют железным прутом,
Но я камень — холодный и твёрдый гранит,
Я падаю, не разбиваясь потом,
Мне не больно — я делаю вид.

Продрогшая любовь бродила по пустым,
Холодным улицам в своём сиротском платье.
Стояла у стены с протянутой рукой,
Просила то, чего никто не смог бы дать ей.

Под тенью миртов и акаций
В могиле скромной сей
Лежит прелестная подруга юных граций:
Ни плачущий Эрот, ни скорбный Гименей,
Ни прелесть майской розы,
Ни друга юного, ни двух младенцев слезы
Спасти Полину не могли!
Судьбы во цвете лет навеки обрекли
Ее из пламенных объятий
Супруга нежного, детей, сестер и братий
В объятья хладные земли…

Не слышно голоса родного, не видно добрых, милых глаз
Зачем судьба была жестока? Как рано ты ушел(ла) от нас.

Я поднимаю глаза, я смотрю на верх.
Моя песня — раненый стерх.
Я поднимаю глаза…

Не плачь, что это закончилось. Улыбнись тому, что было!

Кровавым был исход.
Природа слезы льет,
Но все Жнеца челны
Вперёд устремлены.

Все
Было и прошло,
И оборвалось
За одно мгновенье.

И доживу хоть до ста,
Моя напасть,
Не налюбуюсь досыта,
Не нацелуюсь всласть.