Эпитафия № 3887

В одно мгновенье все исчезло,
Все перечеркнуто судьбой.
Смерть пронеслась смерчем боли,
И унесла тебя с собой.

Начну с начала и выброшу вон
Все то, что стало золой.
Я вижу ветер отбивает поклон
Крестам над моей головой.

Смерть не в силах
Людей разлучить навек!
И захлопнуть за ними дверку…
Разве может уйти человек,
Если он остается в сердце!?

Вот и всё, что ты нам завещала,
Да еще узнали мы потом,
Что давно ты бедным отдавала,
Что добыть умела ты трудом.

Ты только доверься воздушным потокам,
Стань облаком одиноким,
Пролетая над водопадом
Своей последней любви.

Моя нелепая больная жизнь
не оборвется на надрывной ноте.
Я буду постепенно таять
И уходить… как всё уходит.

Дорогому, милому (отцу, дедушке, сыну).
Дорогой, милой (маме, бабушке, дочери).

На обратной стороне луны
ты живешь
и я тебя почти не вижу.
Я сижу на крыше
и шепчу стихи…
Может быть, когда-нибудь,
ты меня услышишь.

К благой судьбе я смертью приведен:
Бог не желал меня увидеть старым,
И так как рок не властен большим даром,
Все, кроме смерти, было б мне в урон.
Вот этот прах, остатки бытия,
Где лика нет, где очи уж истлели, —
Урок тому, кого пленять умели,
В какой тюрьме жила душа моя.
Кто этот гроб слезами орошает,
Тот понапрасну верит, что вернет
Его слеза сухому древу плод:
Ведь по весне мертвец не воскресает.
Мне красоту пожаловал Господь,
Родитель же мне передал лишь тело;
Но если Богом данное истлело,
Что ж смертная от смерти примет плоть?
При жизни я кому-то жизнью был,
И с той поры, как сделался я прахом,
Ревнивый друг ждет смерти, мучим страхом,
Чтоб кто-нибудь его не упредил.

По ком звонит колокол?
Не спеши — ты всё узнаешь потом!