Эпитафия № 4274

Последний долг наш — камень скорбный,
Чаша горести полна.
Нет больше радости на свете.
Осталась боль и скорбь одна.

Ты меня прости,
Всё-таки я не святой.
Лучше отпусти
И не кричи во след «Стой!»

Не нравился мне век!

Вот этот прах, остатки бытия,
Где лика нет, где очи уж истлели, —
Урок тому, кого пленять умели,
В какой тюрьме жила душа моя.
Кто этот гроб слезами орошает,
Тот понапрасну верит, что вернет
Его слеза сухому древу плод:
Ведь по весне мертвец не воскресает.

Хранит Господь всех любящих Его! (CXLIV.20).

Я жить хочу! — кричит он, дерзновенный.
Пускай обман! О, дайте мне обман!

Жизнь уходит из рук, надвигается мгла,
Смерть терзает сердца и кромсает тела,
Возвратившихся нет из загробного мира,
У кого бы мне справиться: как там дела?

Мы будем драться, чтобы жить
За тех, кто первым был убит,
Враг словно призрак без лица,
Мы будем драться до конца.

Меж нами стена из холодного оцепенения
И нет больше слов достаточно важных,
И нет больше жестов достаточно резких,
Ни грубость, ни нежность уже не имеют значения.

Молчи, прошу! Не смей меня будить!
О, в этот век преступный и постыдный
Не жить, не чувствовать — удел завидный.
Отрадно спать, отрадней камнем быть.