Эпитафии ребенку, надписи на памятник ребенку

Пускай достойные, о Боже,
Узреют/увидят царствие твое!

Гроб невесты легкой тканью
Скрыт от глаз в соборной мгле.
Пресвятая тонкой дланью
Охраняет на земле.

Мы гордимся твоей жизнью
И скорбим о твоей смерти…

Я уповаю на милость Божию во веки веков! (LI.10).

Я был счастлив тем, что дарил счастье своим близким.

Я так хочу быть тут,
Но не могу здесь.

Пуст это печальный, безмолвный гранит
Твой образ навеки для нас сохранит

Ты, Господи, помощь моя, и в тени крыл Твоих я возрадуюсь! (LXII.8).

Вот здесь-то суждено мне было
Сказать последнее «»Прости…»

Льются с этих фотографий
Океаны биографий.
Жизнь в которых вся, до дна,
С нами переплетена.
Свет — и ничего другого.
Век — и никаких чудес.
Мы живых их обнимаем,
Любим их и пьем за них.
Только жаль, что понимаем
С опозданием на миг.

По ночам бредить луной
да перечить сну,
Да глядеть солнцу в лицо,
как в глаза друзьям.

Только небу известно
Всё о нашем сиротстве
И о боли, что связана
Клятвой молчания.

Взмахнет снова Феникс крылом,
Забудет боль,
Отринув Смерть,
Сверкнет оперением своим,
Умчится ввысь,
Рождая вновь
Восторги и зависть земли.

Память его/(ее) довека в благословении!

Не тот дорог, с кем хорошо, а тот, без которого плохо.

Смысл жизни в бессмыслице смерти.

Все когда-то уходят.

Душой, как ясный день, она была светла

Вернуть нельзя,
Забыть невозможно.

Любимая, оплаканная и никогда не забываемая,
Далекая глазам, а сердцу всегда близкая.

Признание, уважение, почет и вечная память!

Излейте здесь свои печали,
Поведав вечности одной
Все, недосказанное вами,
И недослушанное мной.

Можно головой поникнуть
И к сырой стене прижаться,
Легче навсегда притихнуть —
Слишком больно наполняться.

Точку в сказании поставить пора,
Пепел страниц развевают ветра.

Зима сменилась весной,
Весна сменяется летом,
Но мир покрыт пеленой
И я не знаю об этом.

Выхожу из тьмы!

… Но для души еще страшней
Следить, как вымирают в ней
Все лучшие воспоминания.

Мы остались без вас, вы остались с нами!
Это эпитафия на памятнике, установленном на месте гибели съемочной группы Сергея Бодрова.

До боли краток оказался век,
Но в памяти всегда ты будешь с нами.
Любимый, дорогой наш человек…
Всю нашу боль не высказать словами.

Я на огромных качелях качаюсь —
Падаю вниз и в небо взлетаю.
Верю тебе безрассудно и слепо,
Не отпускай меня больше, Небо.

Хоть над подушкою икона,
Но страшно! — «Ах, вернись домой!»

Ваш мир – он мой!
Ключ от него у меня под рукой!

Ты, Господи, помилуй меня и восставь меня! (XL.11).

Разве мы могли подумать, что в этот день
Ты шагнешь из детства в вечность…

Казалось, спал он и видений
К нему нисходит светлый рой,
А не сразил своей косой
Ребенка мрачный смерти гений.

Ты рано из жизни ушла,
Но память оставила вечную

Лишь миг цвела она меж нами
С улыбкой счастия в тиши,
Чтоб восприяли мы сердцами
Весь аромат ее души.

Да сотворит Господь милость и истину с тобою!

В ночи погаснут огни,
И я у Бога спрошу,
За что считаю я дни,
За что свой крест я ношу!

Здесь и сейчас надолго, на века,
Я растворился/(растворилась) в землю и деревья.
Бог ведает, как истина близка
За тайной гранью даты погребенья.

Умершим мир! Их память свято
В глубинах сердца сохраним.

Мы просим у Бога легкой жизни, а надо бы легкой смерти!

Мы сожалеем, плачем и скорбим,
Что ты остался вечно молодым.

Над тобой цветут сирени
И шумят листы березы,
Каплет с них роса, как слезы,
На могильные ступени —
В час, когда ночные тени
От лучей дневных бегут.

С двух сторон сгорела,
Сожжена моя свеча.
Как все потемнело,
Небо и земля, прощай!

Только смерть нас вновь соединит!

Скажи: ничего не было, нет.
Может быть, я поверю в это,
Если будет сказано с верой.
И не смогу найти двери,
Как будто я здесь в первый раз.

На всю оставшуюся жизнь
Нам хватит горя и печали,
О том/о той, кого любили мы
И так внезапно потеряли.

Нежней и бесповоротней
Никто не глядел нам вслед…
Целую вас через сотни
Разъединяющих лет

Полуразрушенный, полужилец могилы,
О таинствах любви зачем ты нам поешь?
Зачем, куда тебя домчать не могут силы,
Как дерзкий юноша, один ты нас зовешь?